Неточные совпадения
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его
душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу
морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
Да, тут есть правда; но человеку врожденна и мужественность: надо будить ее в себе и вызывать на помощь, чтобы побеждать робкие движения
души и закалять нервы привычкою. Самые робкие характеры кончают тем, что свыкаются. Даже женщины служат хорошим примером тому: сколько англичанок и американок пускаются в дальние плавания и выносят, даже любят, большие
морские переезды!
Апостол-воин, готовый проповедовать крестовый поход и идти во главе его, готовый отдать за свой народ свою
душу, своих детей, нанести и вынести страшные удары, вырвать
душу врага, рассеять его прах… и, позабывши потом победу, бросить окровавленный меч свой вместе с ножнами в глубину
морскую…
А Петр все молчал, приподняв кверху слепые глаза, и все будто прислушивался к чему-то. В его
душе подымались, как расколыхавшиеся волны, самые разнообразные ощущения. Прилив неведомой жизни подхватывал его, как подхватывает волна на
морском берегу долго и мирно стоявшую на песке лодку… На лице виднелось удивление, вопрос, и еще какое-то особенное возбуждение проходило по нем быстрыми тенями. Слепые глаза казались глубокими и темными.
Луна плывет высоко над землею
Меж бледных туч;
Но движет с вышины волной
морскоюВолшебный луч.
Моей
души тебя признало море
Своей луной,
И движется — и в радости и в горе —
Тобой одной.
Тоской любви, тоской немых стремлений
Душа полна;
Мне тяжело… Но ты чужда смятений,
Как та луна.
А потом и еще: формы правления, внешняя и внутренняя политики, начальство, военные и
морские силы, религия, бог — с кем обо всем этом по
душе поговорить?
Он был смущен и тяжело обеспокоен ее сегодняшним напряженным молчанием, и, хотя она ссылалась на головную боль от
морской болезни, он чувствовал за ее словами какое-то горе или тайну. Днем он не приставал к ней с расспросами, думая, что время само покажет и объяснит. Но и теперь, когда он не перешел еще от сна к пошлой мудрости жизни, он безошибочно, где-то в самых темных глубинах
души, почувствовал, что сейчас произойдет нечто грубое, страшное, не повторяющееся никогда вторично в жизни.
То, что его глаз смотрел в тайну
морской глубины и что он чувствовал ее в
душе и думал о ней и об этих чужих людях, и о себе, когда он приедет к ним, — все это делало его как будто другим человеком.
Кроме Юры Паратино, никто не разглядел бы лодки в этой черно-синей
морской дали, которая колыхалась тяжело и еще злобно, медленно утихая от недавнего гнева. Но прошло пять, десять минут, и уже любой мальчишка мог удостовериться в том, что «Георгий Победоносец» идет, лавируя под парусом, к бухте. Была большая радость, соединившая сотню людей в одно тело и в одну
Душу!
О, милые простые люди, мужественные сердца, наивные первобытные
души, крепкие тела, обвеянные соленым
морским ветром, мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо смерти, в самые ее зрачки!
Еще передавал Трама о таинственном случае, приключившемся с другим водолазом, его родственником и учителем. Это был старый, крепкий, хладнокровный и отважный человек, обшаривший
морское дно на побережьях чуть ли не всего земного шара. Свое исключительное и опасное ремесло он любил всей
душой, как, впрочем, любил его каждый настоящий водолаз.
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты
морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу
душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна...
Боровцов. И опять же ваша пешая служба супротив
морской много легче. Вы то возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут. Видят моря такие, совсем неведомые,
морские чудища круг корабля подымаются, дорогу загораживают, вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой
души на корабле, говорят, которая бы не ужасалась от страха, в онемение даже приходят. Вот это — служба.
«Ты гой еси, царь-государь водяной,
Морское пресветлое чудо!
Боюся, от брака с такою женой
Не вышло б
душе моей худо!
— «Жития нашего время яко вода на борзе течет, дние лет наших яко дым в воздусе развеваются, вмале являются и вскоре погибают. Мнози борются страсти со всяким человеком и колеблют
душами. Яко же волны
морские — житейские сласти, и похоти, и желания восстают на
душе… О человече! Что твориши несмысленне, погубляеши время свое спасительное, непрестанно весь век живота твоего, телу своему угождая? Что хощеши?..»
— Учитесь и работайте. Из вас сможет выйти дельный
морской офицер, хоть вы и высказываете глупости о войне. И нельзя в ваши годы не говорить таких глупостей: в них сказывается юная, честная
душа… Можете идти!
Володя поблагодарил и, осторожно ступая между работающими людьми, с некоторым волнением спускался по широкому, обитому клеенкой трапу [Трап — лестница.], занятый мыслями о том, каков капитан — сердитый или добрый. В это лето, во время плавания на корабле «Ростислав», он служил со «свирепым» капитаном и часто видел те ужасные сцены телесных наказаний, которые произвели неизгладимое впечатление на возмущенную молодую
душу и были едва ли не главной причиной явившегося нерасположения к
морской службе.
— А главная причина, что
морской человек бога завсегда должон помнить. Вода — не сухая путь. Ты с ей не шути и о себе много не полагай… На сухой пути человек больше о себе полагает, а на воде — шалишь! И по моему глупому рассудку выходит, милый баринок, что который человек на море бывал и имеет в себе понятие, тот беспременно должон быть и
душой прост, и к людям жалостлив, и умом рассудлив, и смелость иметь, одно слово, как, примерно, наш «голубь», Василий Федорыч, дай бог ему здоровья!
Огромная, крытая ковром столовая с длинными столами и с диванами по бортам, помещавшаяся в кормовой рубке, изящный салон, где стояло пианино, библиотека, курительная, светлые, поместительные пассажирские каюты с ослепительно чистым постельным бельем, ванны и
души, расторопная и внимательная прислуга, обильные и вкусные завтраки и обеды с хорошим вином и ледяной водой, лонгшезы и столики наверху, над рубкой, прикрытой от палящих лучей солнца тентом, где пассажиры, спасаясь от жары в каютах, проводили большую часть времени, — все это делало путешествие на море более или менее приятным, по крайней мере для людей, не страдающих
морской болезнью при малейшей качке.
В том волнении радости и ожидания, которое было в
душе, я ясно увидел его — таинственного, темного бога
морских пучин.
Жадно дышала грудь крепким
морским воздухом, солнце пело и звенело в
душе.
Они вышли. Катя жадно дышала
морским ветром, с
души смывалась колдовская красота баюкающей музыки. Она вздрагивала плечами и повторяла...
Потом говорил Мороз, Перевозчиков. Опять я говорил, уже без маскарада. Меня встретила буря оваций. И говорил я, как никогда. Гордые за меня лица наших. Жадно хватающее внимание серых слушателей. Как
морской прилив, сочувствие сотен
душ поднимало
душу, качало ее на волнах вдохновения и радости. С изумлением слушал я сам себя, как бурно и ярко лилась моя речь, как уверенно и властно.
Капитан
морской службы Александр Возницын, православной веры, будучи в Польше у жида Бороха Лейбока, принял жидовство с совершением обрезания. Жена Возницына, Елена Ивановна, учинила на него донос. Возницын был жестоко пытаем на дыбе и сожжен на костре, а жена, сверх законной части из имения мужа, от щедрот императрицы получила еще сто
душ с землями «в вознаграждение за правый донос».
Душа татарского наездника скрытна, как дно
морское.
Лелька шла и в
душе хохотала. Ей представилось: вдруг бы кто-нибудь из бывших ее профессоров увидел эту сценку. «Увеселительная прогулка после вечера смычки». Хха-ха! Ничего бы не понял бедный профессор, как можно было променять тишину и прохладу лаборатории на возможность попадать в такую компанию, как сейчас. Стало ей жаль бедного профессора за его оторванность от жизни, среди мошек, блошек и
морских свинок.
Все силы, какие есть в мире, нашел я в
душе человека, и не дремала ни одна из них, и в буйном водовороте своем каждая
душа становилась подобной водяному смерчу, основанием которому служит
морская пучина, а вершиною — небо.
— Не одного еретика, врага божия… Велел бы я тебе: послушания ради — самому в срубе сгореть, гладом смерть приять, засыпать себя рудожелтыми песками, в пучину
морскую кинуться: твори волю мою… И если хоть един помысл греховного сомнения, хоть одна мысль сожаления внидет в
душу твою — всуе трудился — уготован ты антихристу и аггелом его…